Едва ли у нее было для этого время. Перед второй поездкой в Англию у Кобер начались проблемы со здоровьем. “Я только что проверила вчерашние экзаменационные работы, и меня беспокоят глаза, чего прежде никогда не было”, – пожаловалась она Эммету Беннету в июне 1948 года. Примерно в это же время она стала допускать ошибки в прежде аккуратных транскрипциях. “Что касается моих ошибок. Я должна извиниться, – пишет она Сундваллу в том же письме. – Обычно я не допускаю столь глупых ошибок”. В феврале 1949 года она снова пишет Сундваллу: “Мне стыдно из-за того количества ошибок, что я нашла в своем экземпляре. Если у меня найдется свободное время, я просмотрю все внимательно и отправлю вам поправки – но не раньше лета”.
Но вскоре она почувствовала себя еще хуже. В апреле 1949 года, когда Кобер получила посылку, содержащую первую партию гранок Scripta Minoa II, она сначала отложила ее. “Этот год стал для меня кошмаром, – написала она Майрзу в мае. – Все больше и больше работы в колледже, и никакого просвета до середины июня. У меня не было времени ни на что другое. Вдобавок ко всему я так измотана, что впервые в жизни беспокоюсь о своем здоровье. Я надеюсь восстановить силы за лето. Одна из причин, почему я отправила корректуру без исправлений, – я чувствовала себя слишком плохо, чтобы думать о проверке. И до сих пор чувствую себя виноватой. Вот они”.
С характерной решительностью Кобер, склонная к полноте, принудила себя к бескомпромиссной диете, очевидно, пытаясь восстановить здоровье. Между тем она продолжала заниматься собственными исследованиями и, гораздо чаще, чужими. В августе 1949 года Беннет отправил ей список кносских надписей, к которому у него были вопросы. “Если у вас найдется время, просмотрите их и отметьте сине-зеленой ручкой те, которые вы считаете верными, – писал он ей. – Это дело одного дня, так что не откладывайте это на будущее как нечто уж очень серьезное”. Сейчас его просьба выглядит как горькая шутка: Кобер оставалось жить меньше года.
Работа с Майрзом, точнее, вместо Майрза, требовала еще больше времени. В течение нескольких месяцев Кобер посылает ему посылки, содержащие вручную скопированные кносские надписи и пакетики с супом. После того как посылка была собрана, наступало время ее отправить: ближайшее почтовое отделение находилось более чем в миле от дома. (Кажется, Кобер, как многие ньюйоркцы, не умела водить машину.) Чтобы отправить посылку, она должна была или идти на почту, или подождать, пока у ее соседа появится время, чтобы подвезти ее.
После того как сотни рисунков были закончены, следовало просмотреть, страницу за страницей, машинопись Scripta Minoa II, прежде чем отправить ее на верстку в “Кларендон пресс”. В конце 1948 года Кобер рассказала Сундваллу, что она дневала и ночевала с рукописью Майрза и должна была вычитывать ее очень внимательно, потому что “он допускает столько мелких ошибок… Правда в том, что он не может прочесть минойскую письменность”.
Весной 1949 года финальные гранки Scripta Minoa II начали, наконец, поступать в Бруклин – невыносимо малыми порциями. Всякий раз, когда приходили новые, Кобер должна была отвлекаться от того, чем она была занята, вычитывать их и отсылать обратно Майрзу. “Я никогда не знаю, когда придут гранки, – пишет она Беннету в июне. – Это сводит меня с ума. Я не одобряю этого метода. Я могу редактировать, но, в конце концов, по-моему, все это в корне неправильно. Ну, это работа сэра Джона, а не моя. И я отказываюсь получать похвалы или быть раскритикованной за нее”.
К этому моменту она оказалась абсолютно вымотанной. “Занятия заканчиваются, – писала она Майрзу в том же месяце. – Мне нужен короткий отдых, прежде чем я снова окунусь в минойский. Мое здоровье еще не улучшилось, но я еще и не отдыхала… Я немного скучаю по Англии и по морскому путешествию, но этим летом я останусь тут и отдохну”.
Майрз по-прежнему продолжал посылать ей части рукописи Scripta Minoa III, о линейном письме А. В сущности, он использовал Кобер как машинистку, и ее отпечатанная на машинке корреспонденция с вымаранными местами и лишними знаками показывает, что она не очень-то хорошо справлялась с этим делом. Но для нее реальная работа заключалась не в наборе, а в бесконечной корректуре и редактуре, по ее мнению, необходимых. С этого момента тон в ее письмах к Майрзу становится все печальнее.
“Сожалею, что порой мои пометки занимают больше места, чем ваш текст, – пишет она ему в октябре 1948 года, возвращая несколько страниц Scripta Minoa III. – Я только что перечитала их… Я думала, что некоторые из них будут забавными, но больше мне так не кажется”. В начале ноября она заявила ему: “Я хочу вернуться к собственной работе – дешифровке линейного письма Б… В настоящий момент это… пустая трата времени”. Но тогда же, в постскриптуме, она обещала Майрзу “вскоре отправить еще порцию текста”.
“Что мне хотелось бы делать сейчас, так это спать целый месяц”, – призналась Кобер несколько дней спустя. Вскоре после этого в письме к Майрзу от 28 ноября она попыталась отказаться от проекта:
...Я на время отложила работу над вашей рукописью, потому что я не знаю, что делать… Мне кажется, это пустая трата нашего времени… Сначала я печатаю ваши соображения, потом проверяю ссылки… затем я должна написать развернутый комментарий, почему я думаю, что вы ошибаетесь, а потом вы делаете то же самое, и потом я снова пишу, и так до бесконечности. Когда встречается много правок, мне требуется день на одну страницу вашей рукописи. В таком темпе у меня уйдут месяцы…